27 июля 2009 года. 09:23
Есть у сов одно несомненное преимущество над жаворонками, когда мы просыпаемся, ранние пташки уже почистили перья и сонной толкотни перед ванными/туалетами не происходит. Впрочем, сегодня я поднялся раньше обычного, причём добровольно и не под песенку. На кухне уж очень шумят. Аня вознамерилась что-то готовить, мама решила ей помочь. Дверь они прикрыли, но всё равно шум неплохой производят.
Так что, я чуть раньше обычного с вами.
Даже не знаю, с чего конкретно начать, ничего особенного не произошло. После пляжных приключений немка подремала с полчасика, а потом свалила смотреть телевизор, евроньюс. И там опять заклевала носом. У неё такое няшное выражение лица, когда спит зубами к стенке, уходит всё напряжение, это вот её вечное «всех убью, одна останусь». А у меня внезапно появилось желание, нет, не трахнуть как тут желает половина контингента, а накрыть одеяльцем и погладить по волосам. Трахнуть, это наверно следующий уровень.
Согрешить с волосами не успел, она проснулась, как раз начинался репортаж о каком-то конкурсе их европейской быдло песни. Вот это анона повеселить должно, показывали представителей Франции, Италии, ещё каких-то разных Швеций, никакой реакции. Потом выходит на сцену расовая нигра и ведущий с таким жизнерадостным пафосным оптимизмом заявляет: «представитель Германии!». Я сам всегда смеюсь, когда на сцену за Германию выходят нигры, турки, и прочие жители не наших ебеней, никогда не относился к правым, ни в одной из их версий, но согласитесь смешно же. Германия – и вдруг, нигра. Прямая поставка из Северной Африки. Но я то ухмыляюсь, а Аня издала стон боли и выдала эпичный фейспалм. Никаких комментариев не последовало, но я прямо слышал, и даже жалею, что не озвучил: БЛДЖАД, ПОЧЕМУ НИГРЫ?! ПОЧЕМУ НЕ НЕМЦЫ?! ПОЧЕМУ, БЛДЖАД, НИГРЫ???
Поставив себе синяк, она встала, и пригласила (так и сказала, «я приглашаю тебя в свою комнату», лол) показать ей игрушки. Которые у меня как назло, все на русском, а она, хоть и говорит неплохо, но читать видимо вообще не получается. Некоторое время показывал ей Ведьмака. Понравилось, похоже. Потом вспомнил, что в дополненной версии есть немецкий и выставил его. Убедился, что боевая система Ведьмака и впрямь на первый раз не всем понятна, пришлось объяснять. Это реклама Ведьмака, Германии, нигр и прочего, да.
Я ухожу. Возможно вернусь. Есть один момент, может и озвучу.
09: 59
Момент произошёл сразу, после того как в игре Геральт под управлением немки трахнул Трисс. Она отстранилась от монитора, полуобернулась и задала мега вопрос. «Ты смерти боишься?» Я даже немного прихуел. Чего уж там, мозг поймал конкретного клина. Только, что мы, хихикая, обсуждали многочисленные связи ведьмака, и тут такой прогон.
Экнув, я начал распутывать извилины, а она, не дожидаясь ответа, ей он похоже и не нужен был, продолжила. «Я и боюсь и не боюсь. Я не боюсь вот этого… – она покрутила пальцем в воздухе, словно вылавливая слово – такой, смерти, утонуть, машины, или убитой на улице. Это просто мир оказался сильнее меня. Это ничего. И старости я не очень боюсь, она неприятна, но это обычно». Она замолчала, шевеля губами и морща лобик, явно вспоминая слово. Я справился с парой намертво сцепившихся мыслей, подобрал слегка свесившуюся челюсть, и брякнул почти наугад «Дряхлость?» «Да, ответила она – вот оно. Слабость. Не заснуть и не проснуться, не размазаться по дороге, а вот так вот. Когда не можешь идти. Бежать. Даже дышать тяжело, а жизнь ещё есть. Если умирать, я бы хотела сразу». Моя мысль свернула на суицид, и похоже она поняла это. «А самоубийцы – кретины», - резко сказала она, и вновь повернулась к монитору. Там как раз начиналась новая глава игры. «Расскажи мне о нём ещё» - перевела она разговор на персонажа игры.
Вот такой момент. Что это было? Меня есть зовут. Посмотрим на успехи наших хранительниц очага.
10: 12
Домашние хлебцы, это обалдеть как вкусно. Маленькие, за один укус съесть можно, хрустящие, мягкие, мешок можно съесть. Хотет такие каждое утро. Но настроение мне засрали. И на этот раз Аня имеет к этому косвенное отношение. После завтрака, я отправился по естественным надобностям, родственница ушла мучить телевизор и свой телефон одновременно, а на выходе из комнаты для раздумий меня поймала мама. Отвела в кухню, и тихонько поздравила с тем, что она рада, что наши отношения наладились, что я молодец и давно бы уже так. «Ты же должен понимать, как ей тяжело. У неё брат от рака умер, совсем недавно»
Чувствую себя хуесосом, обмудком, дебилом и последним скотом. Вот такая, блядь, музыка. Такая, блядь, нахуй, романтика. Не знаю, как написать.
15:23
Несколько минут уже размышляю, но слова не идут. Хочется передать эмоции, запахи, всё – вложить картинки сегодняшнего дня прямо в твою голову анон. И слов не хватает, и никакого иного инструмента кроме слов у меня нет.
Сегодня мы посетили катакомбы. Место, в которое уж точно не поведёшь «порядочную девушку», но я решил, что у нас тут особый случай. Катакомбы, это обиходное название для старого, заброшенного и почти забытого комплекса подземных убежищ и складов, которые частично разрушили ещё во время Великой Отечественной. Сейчас о них напоминают только десяток низких башенок дотов на холмах, да весьма крепкая дверь, блокирующая главный вход. Убежища всё намереваются восстановить, но, как это у нас бывает, дальше заявлений дело не идёт.
Из персонала «почти стратегического объекта» только сторож и обходная группа из нескольких человек. Раньше туда пускали экскурсии, но после того как эпичный долбоёб сломал себе обе ноги, свалившись в шахту бывшего лифта, школьников туда не водят. Выходы все старательно перекрыты, но всё же есть один неучтённый. О нём знают наверно, человек десять и открывается он только когда из водохранилища сбрасывают воду. Не самое приятное место. Широкая труба, закрытая давно прогнившей решёткой, в которой не хватает половины прутьев, заросли кустарника закрывают её сверху и отчасти с боков. Из трубы пованивает тиной, и слышится тихий гул, весьма неприятный, если зайти внутрь, кожу начинает ощутимо продирать мурашками. И угольная темнота.
Аня всю дорогу до места (я ничего не сказал о нашей цели кроме того, что будет сюрприз, одеться стоит в то, чего не жалко, и вообще, если не хочешь, не иди) допытывалась, куда же мы идём, расспрашивала какие слова она произносит особенно неправильно. Я отвечал больше односложно. Немке наскучило такое отсутствие внимания и она без всяких прелюдий начала слэмиться, и весьма жестко. Опыта у неё явно больше чем у меня, через десяток столкновений, стало ясно, что, не смотря на превосходство в массе, ловить нечего – недостаток веса она компенсировала частотой ударов.
Миниатюрная пружина, её богу. И как же она красиво идёт. Я уже говорил, аноны, в каноны идеальной быдло красоты она не попадает, наверное: небольшой рост, острое лицо, худощавая, но при этом мне, с моими чуть менее чем двумя метрами роста, приходилось прилагать усилия, чтоб не отстать. Не хочу вещать избитую хуйню про грацию лани (ага, саблезубая лань), но единственное, что пришло мне на ум из сравнений, «росомашья кровь». Не знаю, откуда, но вот это явно про неё.
Чтобы добраться до трубы, надо сначала забраться на небольшой холмик, а потом, по едва заметной тропинке, скользнуть через весьма крутой склон вниз. Можно идти по берегу, но там ила по колено – и это одна из причин, почему о трубе мало знают и её ещё не заварили нафиг. Уговаривать её не пришлось, наоборот она сама обогнала меня, проскользнув внутрь. Дальше - несколько метров по слизкому илу, нанесённому водой, и вуаля – через проход в стене, поднявшись на несколько ступенек, ты попадаешь на второй уровень всего сооружения.
Аня шла впереди, я придерживал её за талию (нет, ещё не пофапал на это), страхуя, потому что ступеньки там весьма коварны. Во мне взыграло альфа быдло и, как только мы поднялись, я отпустил её, направил фонарик себе на лицо, снизу, включил и крикнул «БУ!» Идиота кусок. В ответ, практически одновременно она так же включила фонарик и скорчив страшную по её мнению рожицу завыла. Малолетние кретины на отдыхе, да, анон, первый назовусь быдлом и выйду из строя. Но в тот момент это показалось очень смешно.
Второй уровень: штабные помещения и подземные казармы. Там всегда сильно пахнет горелым, видимо с самого сорок первого. Все комнаты там закрыты стальными листами, фактически свободно можно идти только по прямому коридору, на удивление чистому. Через равномерные промежутки стоят тяжелые, тускло поблескивающие, без малейших следов ржавчины стальные подпорки. Аня крутилась по коридору как юла, видно, что старый советский бункер ей весьма понравился. Заглянув в пустые шахты лифтов и постояв перед покосившейся бронеплитой, заклинившей ещё семьдесят лет назад и заблокировавшей вход в штабные помещения, мне всё-таки удалось уговорить её идти дальше, иначе она бы так и созерцала горящими глазами толстенный лист стали, который семь десятков лет никто не решается трогать. А может, попыталась бы пробить его головой, лол.
Первый уровень всегда освещён и более-менее приведён в порядок. Я не знаю, что там конкретно располагалось, но центром его является большое, двадцать на двадцать метров помещение, больше похожее на ангар. Стены забетонированы и потолок там очень высокий, метров пять. На стенах часто висят лампочки, питающиеся от генератора, стоящего снаружи, его выключают только на ночь. Зачем освещать бункер, где никто практически и не бывает, это не ко мне вопрос.
Мы сели на песчаный пол и, пока немка оглядывалась (я понял, что значит "горящие глаза"), я рассказывал, что знал об этом месте. Она слушала внимательно, медленно обходя ангар кругом, прикасалась к так и не осыпавшемуся железобетону и только что не облизывала его. Я, прямо скажем, смотрел по большей части на неё. Нет, я не буду трахать троюродную сестру, разве что она сама накинется, но нельзя не признать, моё отношение к ней теперь изменилось.
Она тоже начала рассказывать, слегка возбужденны голосом, путая слова, и поминутно сбиваясь на немецкий. Немецкий звучал необычайно органично в этом остатке оборонительной линии СССР. Завораживающе. Их отдалённый родственник из тех, что не свалили в Россию по приглашению Екатерины, участвовал в Восточном Походе (она это так называет) и погиб в ходе операции «Малый Сатурн». Я слушал рассказ о подвигах, ололо, пехотинца вермахта на Российских полях и вспоминал рассказы о своих родственниках, погибших под Московй и Курском. Всё было очень странно. Словно мы выпали из реальности.
Замолкнув, она положила фонарик, быстро подошла ко мне (я стоял прислонившись к прохладному бетону) и, чуть поклонившись и отставив ногу, протянула мне руку, с улыбкой попросив «составить ей пару в танце». Анон, это был, безусловно, самый странный танец в моей жизни. Я никогда не ходил по дискотекам, там для меня слишком шумно и людно, я теряюсь и замыкаюсь, оказавшись в такой толпе. Даже в школе на классных танцах меня редко приглашают, зная, что по неулюжести я могу посоревноваться с трехногим слоном. А это гораздо больше, чем девять тысяч.
Но сегодня я танцевал, и со стороны это должно было выглядять сюрреалистично. Не то, чтобы я падал каждые пять секунд или сломал девочке ноги и, несмотря на крики, продолжал таскать её тельце в вальсе, нет. Но ты представь, анон, старый бункер, несуществующей страны. Легкий аромат гари, оставшийся ещё с войны, который наверное не выветрится и через сто лет, запах сирени её духов, немного сыроватый воздух, свет стоваттных лампочек накаливания, протянутых вдоль стены на проводе. И посреди всего этого два школоло, из разных стран, которые когда-то чуть не разорвали друг другу глотки, танцуют нечто, напоминающее вальс (я, разумеется, безнадежно сбивался, что поделать, не умею я танцевать). На полу, покрытом песчаником, который ещё, быть может, помнит сапоги солдат, оборонявших это место и грохот бомб, разворотивших основные наземные укрепления. Когнитивный диссонанс на марше.
Это было прекрасно, анон.
Сейчас моя гостья в ванной, отмывает волосы от паутины, в которую мы влипли на обратном пути. А я вот сижу и фапаю в
Пока, анон.
15:45
В паутину мы попали на обратном пути, совершенно глупо. Пока мы веселились внутри бункера, ин реал лайф, прошёл небольшой дождик. Даже не дождь, а морось, лишь едва смочившая землю. Но этого вполне хватило, нет, не для того чтобы утопить нас в подземелье, но чтобы значительно осложнить наше возвращение.
Как я уже говорил, спускаться к трубе надо по весьма крутому склону, цепляясь за кусты и высокую, слегка пожухшую под солнцем траву. Дело это не самое простое, вполне можно сеть на задницу и бухнуться слегка мимо, прямо в грязь. Вам бы не захотелось, дорогие аноны оказаться в нашем иле, под сухой корочкой, прихваченной солнцепёком, там пиздец и разложение. Последнее в прямом смысле.
Ох, как мы лезли. Тяни, толкай, товарища выручай. Скользкая влажная трава, тонкий слой влажной земли и не менее мокрый кустарник. Кроме того, на половине пути нас застали предательские смешинки и всё, что мы смогли, это, захлёбываясь от смеха, вцепиться друг в друга, по возможности упереться ногами в землю и надеяться не кувыркнуться вниз. Смех без причины, признак дурачины, вот мы и полулежали на склоне, хихикая как умолишенные дауны. Через некоторое время, мы начали успокаиваться, и это было очень удачно, так как у меня уже начало сводить живот, а Аня просто захлебнулась смехом и начала хрипеть, чем, - да, вот наше состояние, - развеселила меня ещё больше.
Прекрасно, аноны. Солнце ощутимо прогревало, но, странно, при моей-то крайней степени невыносимости жары и влажности, в этот раз я, наоборот, наслаждался ими. Я наслаждался солнцем, запахом мокрой травы, влажно землей и едва заметным шумом дыхания девушки рядом со мной. Как в тех самых дурацких книжках и фильмах, которые никогда мне не нравились. Раньше я откровенно не понимал и не верил всем романтическим героям, я не верю им и сейчас – но всё же, приходится признать, что такие вещи случаются. Я действительно чувствовал толчки, биение её сердца и, аноны, никогда, никогда ещё я не испытывал чувств более умиротворяющих и прекрасных чем тогда, ощущая биение сердца человека находящегося рядом со мной. И как бы не долог, а он всегда не долог, не был миг счастья, он останется со мной навеки.
Как бы чудесно всё это не было, надо было продолжать восхождение. Мы не могли торчать на склоне не то что вечно, а вообще хоть сколько-то, потому что Ане как раз должны были звонить родители.
Итак, мы вылезли. Было это уже не так весело, особенно, когда ближе к вершине на нас внезапно обрушилась икота. Подталкивая друг друга (в этом было столько же эротики, сколько её можно усмотреть в катании бочек), мы всё-таки выбрались наверх.
Россия, страна контрастов. Капиталистические страны, тихо плачут в уголке. Вот - поле, заросшее всем, чем только возможно, на котором водится туча живности от кроликов до гадюк. По полю разбросаны холмики с дотами. Протекает река. Тишина и покой. Дальше недосад. Никаких опечаток и забытых пробелов, кто-то когда-то, вздумал здесь разбить яблони. Посреди поля. Десяток деревьев, выживших исключительно благодаря своей упёртости. Ещё метров семьсот дальше, и мы уже в городе миллионике, ололо, какая неожиданность. Такое сочетание нашу гостю повергало в недоумение. А общая неухоженность ВСЕГО, так же вызывало некоторый диссонанс в её с рождения немецких извилинах.
Ещё над полем любят летать вертолётчики, испытывая свои машинки. Вообще, мой город редкое место, где пролёт десятка боевых вертолётов строем, в полной обвеске, не вызывает никаких эмоций у горожан. Полетели? И ладно, чего мы, вертолёта не видели? И вот, как раз когда мы пересекали поле, очередная партия Ми, решила поразмяться. Двадцать восьмой - весьма внушительная машина и, когда они пророкотали над нами, фройлян вскрикнула и, не отрывая от них взгляда, побежала вперёд. Как раз курсом на яблони. Которых, прямо скажем, под слоем паутины уже и не видно было. Гусеницы, же.
Романтики в этом уже конечно, ноль. Но вот так вышло. В результате, Аня немедленно полезла в ванную по приходу домой и не вылезала почти час, фыркая как взбесившийся ёжик. Ах, как она шумела когда влетела в дерево, в эту белесую пелену забитую мелкими гусеницами. Никаких визгов. Но знай немецкий, уши бы у меня отвалились.